Чарльз Диккенс «Посмертные записки Пиквикского клуба. Переводы "пиквикского клуба" Чарльз диккенс посмертные записки пиквикского

Сэмюэл Пиквик - главный протагонист романа, основатель Пиквикского клуба.
Натэниел Уинкль - молодой друг Пиквика и его путешествующий компаньон.
Август Снодграсс - другой молодой друг и компаньон Пиквика; он считает себя поэтом, хотя в книге ни разу не прозвучали его стихотворения.
Трейси Тапмен - третий путешествующий компаньон, толстый и пожилой человек, романтик.
Сэм (Сэмюел) Уэллер - слуга мистера Пиквика. Он обладает теми качествами, которых так не достаёт его хозяину.
Альфред Джингль - странствующий актёр и шарлатан, известный своим телеграфным стилем речи.
Тони Уэллер - отец Сэма Уэллера.
Джоб Троттер - слуга Альфреда Джингля, отличавшийся тем, что мог «пустить слезу» тогда, когда хотел убедить кого-то в своей искренности.
Мистер Уордл - владелец фермы в местечке Дингли-Делл, друг Пиквика.
Джо - слуга мистера Уордла, «жирный парень», который потреблял большое количество пищи и постоянно засыпал в любой ситуации в любое время дня; проблема сна Джо - происхождение медицинского термина «Синдром Пиквика».
Рэйчел Уордл - сестра мистера Уордла, которая пыталась тайно сбежать с мистером Джингем.
Эмили Уордл - одна из дочерей мистера Уордла, впоследствии вышедшая замуж за Снодграсса.
Арабелла Эллен - подруга Эмили, впоследствии вышедшая замуж за Уинкля.
Мэри - «хорошенькая служанка» Арабеллы Эллен, которая впоследствии вышла замуж за Сэма Уэллера.
Бен (Бенджемин) Эллен - брат Арабеллы, студент-медик.
Боб Сойер - друг и сокурсник Бена Эллена.
Мистер Перкер - поверенный мистера Пиквика.
Миссис Бардл - вдова, хозяйка дома, где жил Пиквик, затеявшая против него процесс о нарушении брачного обещания.

Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура, Диккенс создал роман о клубе чудаков, путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своём произведении нравы старой Англии и многообразие человеческих типов.

Судя по письмам Диккенса, он с самого начала знал, что пишет произведение выдающееся. «Наконец-то я принялся за Пиквика, которому суждено будет предстать перед читателями во всем величии и блеске своей славы» ,- писал он своим издателям за день до окончания первой главы .

«Посмертные записки Пиквикского клуба» заняли сто шестую строчку в списке 200 лучших книг по версии BBC 2003 года и вошёл в опубликованный 31 января 2008 года рейтинг 100 романов, которые, по мнению коллектива редакции «НГ-Ex libris», потрясли литературный мир и оказали влияние на всю культуру .

Социальная критика

Общее значение «Записок» не сводится лишь к описанию весёлых приключений пиквикистов; в романе звучат и социальные мотивы. Рассказывая о выборах в Итенсуиле, Диккенс высмеивает и критикует современные ему порядки выдвижения кандидатов в члены парламента, используемые при этом обман, подкуп, шантаж, выступает против коррупционного судопроизводства, создаёт запоминающиеся портреты судейских чиновников и взяточников. Остры по своему социальному звучанию страницы, посвящённые пребыванию мистера Пиквика в тюрьме .

И всё же в «Записках Пиквикского клуба» Диккенс не задерживает своего внимания на тёмных сторонах действительности, не углубляет социальную критику. Завершая роман, он писал:

Есть тёмные тени на земле, но тем ярче кажется свет. Некоторые люди, подобно летучим мышам или совам, лучше видят в темноте, чем при свете. Мы, не наделённые таким органом зрения, предпочитаем бросить последний прощальный взгляд на призрачных товарищей многих часов одиночества в тот момент, когда на них падает яркий солнечный свет.

Оригинальный текст (англ.)

There are dark shadows on the earth, but its lights are stronger in the contrast. Some men, like bats or owls, have better eyes for the darkness than for the light. We, who have no such optical powers, are better pleased to take our last parting look at the visionary companions of many solitary hours, when the brief sunshine of the world is blazing full upon them.

Писатель сознательно направляет своё внимание на всё радостное и светлое, стремится утвердить свой идеал, связывая его с представлением о благорасположенности людей друг к другу. В «Записках» проявилось присущее творчеству Диккенса романтическое начал - в утопической картине счастливого существования небольшой группы людей, которым чужды расчетливость и погоня за деньгами. Диккенс создает идиллию Дингли-Делла, благополучно устраивает судьбы своих героев, дарит им счастье, веселье и радость. Дух праздничной пантомимы оживает в финале романа.

Хронология

Анахронизмы

Герои

Главные герои

Сэмюэл Пиквик

Сэмюэл Пиквик - главный протагонист романа, основатель Пиквикского клуба.

Пиквик - один из первых чудаков в галерее диккенсовских героев, и в создании его образа проявилось стремление раскрыть истинную человечность, присущую внешне смешному, нелепому, наивному Пиквику. Он странно выглядит на улицах Лондона со своей подзорной трубой в кармане пальто и записной книжкой в руках. Но проходит время, и уже не только смех, но и глубокую симпатию вызывает чудаковатый Пиквик . В предисловии к «Запискам», написанном в 1847 г., Диккенс и сам отметил и объяснил эту эволюцию: «О мистере Пиквике говорили, что по мере того, как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону» .

Пиквикисты, путешествующие вместе с Пиквиком

Иллюстрация Физа. Пиквикисты Тапмен, Уинкль, Пиквик и Снодграсс

Образ нахального молодого человека, прислуживающего в гостинице и отпускающего подобные шуточки, уже возникал в одном из очерков Боза - «Дуэль в Грейт-Уинглбери»: это своохотливый коридорный, которому тоже была свойственна привычка ссылаться на кого-то, кто якобы произносил повторяемые им слова, например: «Здесь и правда довольно тепло, как сказал мальчишка, свалившийся в камин» .

Вводя в круг действующих лиц Сэма Уэллера, Диккенс на первых порах лишь варьировал один из созданных им прежде образов, но затем он с блеском использовал заложенные в нём возможности, и из второстепенного персонажа Сэм Уэллер превратился в одного из главных героев.

Вполне объяснима та прочная дружба, которая устанавливается между Сэмом и Пиквиком. Их сближают честность и нежелание подчиняться несправедливости. И когда Сэм добровольно разделяет с Пиквиком заключение в тюрьме, то делает он не из-за желания угодить хозяину, а потому, что он понимает хозяина и сочувствует ему.

Из последней главы мы узнаём, что Сэм женился на Мэри, которая стала экономкой мистера Пиквика. «Судя по тому, что у калитки сада постоянно вертятся два толстых мальчугана, можно предположить, что Сэм обзавёлся семьей», - пишет Диккенс.

«Уэллеризмы»

Примеры «уэллеризмов»:

Какого дьявола вам от меня нужно? - как сказал человек, когда ему явилось привидение.
Ничто так не освежает, как сон, сэр, как сказала служанка, собираясь выпить полную рюмку опия.
Ну-с, джентльмены, милости просим, как сказали, примкнув штыки, англичане французам.
Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал отец, отрубив голову своему сынишке, чтобы излечить его от косоглазия.
Это уж я называю прибавлять к обиде оскорбление, как сказал попугай, когда его не только увезли из родной страны, но заставили ещё потом говорить по-английски.
Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует.
Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало, как сказал приютский мальчик, дойдя до конца азбуки. (Изречение Уэллера-старшего)

Альфред Джингль

Иллюстрация Фрэда Барнарда. Альфред Джингль

В пятьдесят третьей главе Диккенс рассказывает нам о том, что Пиквик выкупил из флитской тюрьмы и Джингля, и его слугу и обеспечил их средствами на эмиграцию в Вест-Индию .

Второстепенные герои

Тони Уэллер (англ. Tony Weller ) - отец Сэма Уэллера.

Джоб Троттер (англ. Job Trotter ) - слуга Альфреда Джингля, отличавшийся тем, что мог «пустить слезу» тогда, когда хотел убедить кого-то в своей искренности.

Мистер Уордл (англ. Mr. Wardle ) - владелец фермы в местечке Дингли-Делл, друг Пиквика.

Джо (англ. Joe ) - слуга мистера Уордла, «жирный парень», который потреблял большое количество пищи и постоянно засыпал в любой ситуации в любое время дня; проблема сна Джо - происхождение медицинского термина «Синдром Пиквика».

Рэйчел Уордл (англ. Rachael Wardle ) - сестра мистера Уордла, которая пыталась тайно сбежать с мистером Джингем.

Эмили Уордл (англ. Emily Wardle ) - одна из дочерей мистера Уордла, впоследствии вышедшая замуж за Снодграсса.

Арабелла Эллен (англ. Arabella Allen ) - подруга Эмили, впоследствии вышедшая замуж за Уинкля.

Мэри (англ. Mary ) - «хорошенькая служанка» Арабеллы Эллен, которая впоследствии вышла замуж за Сэма Уэллера.

Бен (Бенджемин) Эллен (англ. Benjamin Allen ) - брат Арабеллы, студент-медик.

Боб Сойер (англ. Bob Sawyer ) - друг и сокурсник Бена Эллена.

Мистер Перкер (англ. Mr. Perker ) - поверенный мистера Пиквика.

Миссис Бардл (англ. Mrs. Bardell ) - вдова, хозяйка дома, где жил Пиквик, затеявшая против него процесс о нарушении брачного обещания.

Создание романа

Начало работы

История создания романа начинается с 10 февраля 1836 года: в этот день к Чарльзу Диккенсу пришёл издатель Уильям Холл с предложением о работе. Замысел был прост: Диккенсу надо было вести рассказ о похождениях смешных джентльменов, изображённых на картинках Роберта Сеймура; при этом сложность состояла в необходимости следовать за художником, считаться с его замыслом. Друзья Чарльза - писатели Уильям Эйнсворт , Эдвард Бульвер-Литтон , Дуглас Джеролд - отговаривали Диккенса от этой работы, доказывая, что она не только не поможет его движению вперёд, но и отбросит его назад, ниже того уровня, которого он уже достиг как журналист . Да и сам Диккенс, начиная писать текст, не представлял достаточно чётко окончательных результатов своего содружества с Сеймуром.

Иллюстрация Роберта Сеймура к первой главе

В предисловии к изданию 1847 года Диккенс написал о начале работы над «Записками» следующее:

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур (Р. Сеймур сделал только семь гравюр, две гравюры - Р. У. Басс, которые не переиздавались, остальные - X. Н. «Физ» Браун. (Прим. переводчика.)) , и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах, что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура.

Формат издания поменялся в связи с самоубийством художника, Диккенс пишет об этом:

Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырёх иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

После самоубийства Сеймура писатель стал сам вести переговоры с несколькими художниками об иллюстрировании «Пиквикского клуба», и в том числе с Уильямом Теккереем - будущим автором «Ярмарки тщеславия» . Но его рисунки не понравились Диккенсу. Выбор пал на самого молодого претендента - Хэблота Брауна, который, начиная с этого времени, на протяжении двадцати с лишним лет под псевдонимом «Физ» иллюстрировал многие романы Диккенса. Роли переменились: теперь уже художник во всём следовал за писателем, прекрасно передавая общую атмосферу возникающей под пером Диккенса комической эпопеи и своеобразие созданных им персонажей . Но четвёртой выпуск, который был иллюстрирован Физом, так же не пользовался интересом читателей, как и первые три.

Использование тем и сюжетов прежних очерков

Во второй главе, рассказывая о том, как по вине Джингля мистер Уинкль был втянут в дуэль, Диккенс в несколько изменённом виде повторяет мотивы вошедшего в «Очерки Боза» рассказа «Дуэль в Грейт-Уинглбери». Третья глава включает «Рассказ странствующего актера». В шестую главу «Записок» он включает историю «Возвращение каторжника», непосредственно перекликающуюся с написанным им ранее рассказом «Чёрная вуаль». И в том и в другом случае речь идет о самоотверженной любви матери к сыну, который становится преступником. В эту же главу вошло написанное Диккенсом ранее стихотворение «Зелёный плющ». Органической связи со всеми остальными эпизодами эти вставные элементы не имеют, но и не противоречат принципу фрагментарности, лежащему в основе начальных глав «Записок Пиквикского клуба». В ряде случаев Диккенс использовал уже имевшиеся у него материалы из-за нехватки времени: сроки окончания очередной серии приближались с неотвратимой быстротой .

Приход популярности

В июле 1836 года вышел пятый выпуск «Записок», содержащий главы 12 - 14, в котором появляется находчивый слуга Сэм Уэллер и город Итенсуилл с его бурной политической жизнью. Это выпуск прославил Диккенса и сделал популярным издание «Посмертных записок Пиквикского клуба». Успех пятого выпуска принято объяснять тем, что в нём появился Сэм Уэллер. И правда, в его лице Дон Кихот - Пиквик обрел своего Санчо .

История литературы не знает ничего подобного фурору, вызванному «Пиквиком». Те, кому он не слишком понравился, называли всеобщий энтузиазм «бозоманией». Появились «пиквикские» шляпы, пальто, трости, сигары . Собак и кошек называли «Сэм», «Джингль», «Бардл», «Троттер»; люди получали прозвища «Тапмен», «Уинкль», «Снодграсс» и «Стиггинс» . «Жирный парень» вошёл в словарь английского языка .

Принцип серийного издания

Исследователи творчества Диккенса обращали внимание на журналистскую природу «Записок», их связь с текущими событиями «сегодняшнего дня», которая проявляется и в том, что Диккенс приурочивал описываемые им происшествия и занятия пиквикистов к определённым временам года, к датам календаря: в июньском выпуске содержится описание игры в крикет , в октябрьском речь идёт об охоте, в февральском Уинкль демонстрирует своё «мастерство» катания на коньках, а в январском рассказывается о праздновании Рождества . Открывая выпуск в сентябре, читатель узнаёт, что происходило с героями в августе, а в марте - о том, что они делали в феврале. Это создавало особую атмосферу общения с читателями: писатель как бы жил с ними общей жизнью, отвечал на их запросы и доверительно знакомил с тем, что лишь недавно произошло с героями, чья судьба ему известна, и он спешил познакомить с ними своих читателей.

Создавая «Записки Пиквикского клуба», Диккенс формировал и завоёвывал читательскую аудиторию.

Первая публикация

Роман выходил почти полтора года. Было выпущено 19 номеров, в одном выпуске обычно печатались три главы. Последний выпуск был двойным и стоил два шиллинга . В мае 1837 года Диккенс был в трауре по случаю смерти его невестки Мэри Хогарт, поэтому в этом месяце номер не выходил.

I - Март 1836 года (главы 1 - 2);
II - Апрель 1836 года (главы 3 - 5);
III - Май 1836 года (главы 6 - 8);
IV - Июнь 1836 года (главы 9 - 11);
V - Июль 1836 года (главы 12 - 14);
VI - Август 1836 года (главы 15 - 17);
VII - Сентябрь 1836 года (главы 18 - 20);
VIII - Октябрь 1836 года (главы 21 - 23);
IX - Ноябрь 1836 года (главы 24 - 26);
X - Декабрь 1836 года (главы 27 - 28);
XI - Январь 1837 года (главы 29 - 31);
XII - Февраль 1837 года (главы 32 - 33);
XIII - Март 1837 года (главы 34 - 36);
XIV - Апрель 1837 года (главы 37 - 39);
XV - Июнь 1837 года (главы 40 - 42);
XVI - Июль 1837 года (главы 43 - 45);
XVII - Август 1837 года (главы 46 - 48);
XVIII - Сентябрь 1837 года (главы 49 - 51);
XIX-XX - Октябрь 1837 года (главы 52 - 57).

Переводы на русский язык

Литературный конфликт

Экранизации

Этот раздел статьи ещё не завершён

В предисловии к первому изданию «Посмертных Записок Пиквикского Клуба» было указано, что их цель - показать занимательных героев и занимательные приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и даже не считал это осуществимым, так как «Записки» должны были выходить отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Мне известны различные версии возникновения этих Пиквикских Записок, и для меня, во всяком случае, они отличались прелестью, полной неожиданности. Появление время от времени подобных домыслов дало мне возможность заключить, что мои читатели интересуются этим вопросом, а потому я хочу рассказать о том, как родились эти Записки.

Был я молод - мне было двадцать два - двадцать три года, - когда мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я помещал тогда в газете «Морнинг Кроникл» или писал для «Олд Монсли Мегезин» (позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение, которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг - в то время я, да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых странствующими торговцами по всей стране, - помню, над иными из них я проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном, представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, - его я никогда не видел ни до, ни после этого, - из чьих рук купил два-три года назад первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое мое вдохновенное произведение из «Очерков» под заглавием «Мистер Миннс и его кузен»; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит. По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

С большой неохотой я вынужден коснуться туманных и бессвязных утверждений, сделанных якобы в интересах мистера Сеймура, будто он принимал какое-то участие в замысле этой книги или каких-то ее частей, о чем не указано с надлежащей определенностью в предшествующих строках. Из уважения к памяти брата-художника и из уважения к самому себе я ограничусь здесь перечислением следующих фактов:

Мистер Сеймур не создавал и не предлагал ни одного эпизода, ни одной фразы и ни единого слова, которые можно найти в этой книге. Мистер Сеймур скончался, когда были опубликованы только двадцать четыре страницы этой книги, а последующие сорок восемь еще не были написаны. Никогда я не видел почерка мистера Сеймура. И только один раз в жизни я видел самого мистера Сеймура, а было это за день до его смерти, и тогда он не делал никаких предложений. Видел я его в присутствии двух человек, ныне здравствующих, которым прекрасно известны все эти факты, и их письменное свидетельство находится у меня. И, наконец, мистер Эдуард Чепмен (оставшийся в живых компаньон фирмы Чепмен и Холл) изложил в письменной форме, из предосторожности, то, что ему лично известно о происхождении и создании этой книги, о чудовищности упомянутых необоснованных утверждений и о явной невозможности (детально проверенной) какого бы то ни было их правдоподобия. Следуя принятому мною решению быть снисходительным, я не буду цитировать сообщение мистера Эдуарда Чепмена о том, как отнесся его компаньон, ныне покойный, к упомянутым претензиям.

«Боз», мой псевдоним в «Морнинг Кроникл» и в «Олд Монсли Мегезин», появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще долго остававшийся за мной, - прозвище моего любимого младшего брата, которого я окрестил «Мозес» в честь векфилдского священника; это имя в шутку произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно - в Боз. Это было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

О мистере Пиквике говорили, что, по мере того как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и, только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане» между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания - но не духа его - в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, - пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее: в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом обществе, - где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира - в Экстер-Холле , или в Эбенезер Чепл , или в обоих этих местах. Пожалуй, лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько, чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.

Просматривая страницы этого нового издания, я с любопытством и интересом установил, что важные

"The Posthumous Papers of the Pickwick Club" Диккенса вышли в 1836 г., и уже в 1840 г. в журнале "Библиотека для чтения" вышел первый перевод "Записки бывшего Пиквикского клуба".

Еще через 10 лет, в 1850 г., они были опубликованы в переводе Иринарха Введенского под названием "Замогильные записки Пикквикского клуба", и на протяжении 80 лет этот перевод считался классическим (переиздавался в 1871, 1875, 1884, 1891, 1898 гг.).

Цитирования "Высокого искусства" Чуковского тут не избежать, простите: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов... в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом... „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя». Промахов действительно было немало: точность перевода Введенского не заботила, вместо непонятных фраз он дописывал собственные предложения, а часто произвольно вставлял их и просто так (за примерами - к тому же Чуковскому, нельзя ж его тут бесконечно цитировать). В защиту Введенского, детали скоро забываются, и от перевода остаются в целом хорошие впечатления.

В 1894 г. в типографии Суворина вышел неподписанный "новый перевод" с тем же названием, без особых художественных достоинств. Он не заслуживал бы упоминания, если бы не последующие события.

В советское время за перевод взялся Густав Шпет. К делу он отнесся серьезно, досконально изучив исторический и географический контекст, однако перевод его, как вспоминает М.К.Поливанов в "Очерке биографии Г.Г.Шпета", не был принят, ему предпочли альтернативный перевод Кривцовой и Ланна.

Тем не менее, сокращенный перевод Шпета все же был опубликован , причем на год раньше Кривцовой-Ланна, в 1932 г. Как признаются в самой книге, за основу был взят именно безымянный перевод 1894 г. (чем вызван такой финт, не объясняется), который пришлось сильно отредактировать. Перевод был подписан как "под редакцией А.Г. и Г.Ш.", и если Густав Шпет расшифрован, то относительно А.Г. остаются две версии: Аркадий Горнфельд или Александр Габричевский. Если сравнивать, этот перевод больше всего походит на сокращенный и неотредактированный перевод Кривцовой и Ланна, читать его не рекомендую.

С тех пор сокращенный перевод Шпета был переиздан лишь однажды, в 2000 г. в издательстве "Независимая газета", где, во-первых, он подвергся дополнительной редактуре Тюнькиной, во-вторых, издательство опрометчиво назвала вторым переводчиком Аркадия Горнфельда - не объясняя свой выбор.

Тут я обязан рекомендовать отличную получасовую лекцию azangru "Как не надо переиздавать переводы Диккенса", где подробно, со сканами, он эти переводы разбирает и сравнивает.

Наработки Шпета пригодились, и в 1933 г. вышли "Посмертные записки Пиквикского клуба" в переводе Кривцовой и Ланна при участии и с комментарием Шпета (обширные изыскания Шпета вышли отдельным томом комментариев). Хотя Чуковский и Нора Галь, как знают все, кто хоть как-то интересовался принципами перевода, прошлись по нему паровым катком и по сравнению с Введенским перевод действительно суховат - на мой вкус, все же добротный перевод, а не ужас-ужас.

С 1933 г. - за единственным вышеупомянутым исключением - "Посмертные записки" выходили только в переводе Кривцовой и Ланна при участии Шпета. Именно так перевод был подписан в переизданиях 1934 г. и 1935 г. , однако в 1935 г. Шпет был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, и начиная с 1936 г. его перестали указывать как сопереводчика. Поскольку современные издательства привыкли работать методом copy-paste, Шпета как участника перевода Кривцовой и Ланна не упоминают и по сей день.

В интернете перевода Шпета не было, а перевод Введенского был выложен только в старой орфографии (не считая одного варианта, наспех переведенного в новую орфографию на малоизвестном сайте, в сетевые библиотеки он не попал).

Теперь "Посмертные записки Пиквикского клуба" все же можно прочитать и в этих переводах:
- в сокращенном переводе Шпета - http://proxy.flibusta.net/b/417758
- в переводе Введенского в современной орфографии, с дополнительной корректурой и незначительной осовременивающей редактурой -

Уже в очерках и рассказах, написанных Диккенсом в 1834– 1835-ом годах и вышедших впоследствии в сборнике «Очерки Боза», молодой писатель обнаруживает изумительное мастерство комедийного раскрытия быта и нравов. Он рисует необычные положения и забавных чудаков, добродушно смеется над их ограниченностью. Здесь проявляется необыкновенная наблюдательность очеркиста и неистощимый запас остроумия писателя, его мастерство речевой характеристики.

«Очерки Боза» подготовили создание первого крупного произведения Диккенса, обеспечившего ему всенародную популярность – «Посмертных записок Пиквикского клуба», комической эпопеи, занимающей особое место во всем творческом наследии писателя.

«Посмертные записки Пиквикского клуба» – роман, хотя он и построен на материалах бытописательного очерка. Вначале Диккенс должен был сделать подписи к рисункам знаменитого художника Роберта Сеймура. Однако он убедил издателей обратить внимание на его собственный замысел, связанный с характером мистера Пиквика. Как признавался Диккенс позднее, «Посмертные записки Пиквикского клуба» были задуманы им для того, чтобы ввести забавные характеры и ситуации. «Не было определенной сюжетной основы, ориентированной на имеющиеся наброски; сама механика клуба, также выдуманная для придания сюжету стройности, постепенно исчезала по мере того, как воплощался творческий замысел». Произведение было начато как свободная импровизация. Позднее оно превратилось в правдивый роман о современной писателю жизни. Картины, нарисованные в нем, весьма своеобразны, как своеобразен метод реалистического воссоздания действительности.

Сюжет «Записок» построен Диккенсом по образцу популярной в первой трети XIX века комической «спортивной» повести: пожилой джентльмен мистер Пиквик, шутливо выдаваемый автором за ученого, отправляется в «научное» путешествие по Англии. Его сопровождают друзья – Уинкль, Тапмен и Снодграсс и преданный слуга – типичный кокни Сэмюэль Уэллер. Содержание комической «эпопеи» составляют приключения «ученых» пиквикистов и Сэма.

Как Пиквик, так и пиквикисты – заурядные и довольно ограниченные представители английского среднего класса или лондонского мещанства. Мистер Пиквик – отошедший от дел на склоне лет коммерсант лондонского Сити; Уинкль – молодой человек без определенных занятий, обеспеченный сын крупного промышленника; Тапмен и Снодграсс – также представители среднего класса.

Неотделим от Пиквика и Сэм Уэллер, как и его предок, женившийся на строптивой вдове с доходным кабачком. СэмюэльУэллер – расторопный и практичный лондонский кокни, своеобразное дополнение к донкихотствующему хозяину. Импровизация больше не нужна была Диккенсу – появилось убедительное противопоставление идеального мира, поглощенного в Пиквике и его друзьях (постоянно влюбленном Тапмене, поэтически настроенном Снодграссе, «спортсмене» Уинкле), и мира реального, действительного, который представлял Сэм Уэллер, определенным образом подготавливающий своего хозяина к восприятию всего неизвестного и заслуживающего внимания.

Приключения пиквикистов укладываются в рамки обыденной жизни буржуазной Англии конца 1820-х – начала 1830-х годов. Однако, картина жизни, представленная в этом первом большом произведении Диккенса не слишком широка: при всей правдивости отдельных эпизодов, при всей выпуклости комедийной обрисовки отдельных персонажей, даже при наличии отдельных критических тенденций писатель сознательно уклоняется от изображения серьезных противоречий современной ему английской реальности.

Темные стороны действительности вторгались в комическую стихию романа вставными новеллами – «Возвращение с каторги», «Рассказ актера». Диккенс издевается над системой парламентских выборов в Англии, точнее, над пережиточными явлениями в этих выборах (борьба «синих» и «желтых»). Он рисует несчастных обитателей Флитской долговой тюрьмы – туда попадает обеспеченный мистер Пиквик, не желая удовлетворить претензии миссис Бардль, подавшей на него в суд «за нарушение обещания в браке». Писатель рисует косность и тупость английского суда, выносящего приговор по этому нелепому обвинению. Но в то же время всем методом своего изображения художник показывает, что противоречия в конечном итоге снимаются и конфликты улаживаются.

«Записки Пиквикского клуба» – каскад комических ситуаций, в которые попадают незадачливые пиквикисты, совершенно лишенные практического опыта. Этот каскад – безудержный, непрерывный, неиссякаемый, каждый раз неожиданный – характерен для жизнеутверждающей книги Диккенса. И хотя здесь возникают становящиеся от книги к книге более зловещими фигуры знаменитых крючкотворцев Додсона и Фогга, грустные мотивы и критические интонации (выборы в Итонсуэлле, Пиквик в тюрьме за нарушение обещания жениться) буквально тонут в потоке плавных эпизодов и веселых приключений. Мир, выступающий со страниц «Записок» – это мир, существующий по особым законам оптимистической философии молодого Диккенса. Англия Пиквика, за немногими исключениями, – это как бы Англия по – праздничному приподнятая и по-праздничному несколько принаряженная.

Несмотря на то, что «Записки Пиквикского клуба» содержали и серьезные намеки на несовершенства жизни, общественного устройства, существующее зло в мире, несправедливость, нищету, они прежде всего представляли собой неиссякаемый запас комических ситуаций, диалогов, и персонажей, в которых проявлялась неистощимая энергия рассказчика-импровизатора. Так уже в первом произведении Диккенса определилось его гуманистическое отношение к жизни и человеку. Не погоня за богатством и ханжество, а стремление обрести друзей, общаться с разными людьми, самостоятельно познать мир – вот те жизненные принципы, которые заставляют героев «Пиквикского клуба» проявить свои лучшие черты – способность к самопожертвованию, умение делать добро, отказ от себялюбия и чрезмерного эгоизма.

«Есть темные тени на земле, – пишет Диккенс в одной из последних глав произведения, – но тем ярче кажется свет. Иные люди, подобно летучим мышам или совам, лучше видят в темноте, чем при свете. Мы, не наделенные такими органами зрения, предпочитаем бросить прощальный взгляд на призрачных товарищей многих часов одиночества в тот момент, когда на них падает яркий солнечный свет». В этом замечании заключается творческая программа автора «Записок». Молодой Диккенс знает, что в той Англии, по которой путешествуют его чудаки, есть деградация и нищета, есть вопиющая несправедливость и социальное неравенство, нелепые пережитки прошлого и костные традиции. Однако, даже касаясь этих пережитков, он обходит мрачные выводы. Смягчает и снимает остроту противоречий: все, что начинает звучать в романе трагически (образы обитателей Флитской тюрьмы) утопает в шутке, трагизм конфликтов современной жизни заслоняется веселыми сценами.

Говоря об отрицательных явлениях современной жизни, Диккенс еще не пытается заглянуть в причины возникновения и существования данных явлений. Автор пока убежден, что бедные могут стать богатыми, несчастные – счастливыми. Богатые в его представлении идут навстречу бедным, строгие отца – навстречу провинившимся детям, даже обманутые влюбленные добродушно уступают предметы своей любви более счастливым соперникам.

Местами близко подходя к романтической трактовке современности, Диккенс остается, однако, в рамках реалистического метода. Ранее уже отмечалось, что в своем первом крупном произведении, как и в своих первых лондонских очерках, писатель выступал преимущественно как юморист. Юмор – художественное воплощение оптимизма молодого Диккенса. Автор сообщает о комических приключениях своих персонажей, неизменно соблюдая при этом внешнюю серьезность тона. На этом основаны все, получившие широкую популярность сентенции Сэма Уэллера, на том же принципе построены все комические ситуации в произведении.

«Ну, что толку говорить об этом теперь… дело сделано и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят всегда в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует», – безапеляционно замечает Уэллер - младший. Убеждая сына никогда не жениться, Уэллер – старший заканчивает свое наставление Сэму рекомендацией отравиться в том случае, если он все же «почувствует расположение жениться на ком-нибудь – все равно на ком»: «Отравитесь, Сэмюэль, мой мальчик, отравитесь, и впоследствии вы об этом никогда не пожалеете…». Мистер Пиквик, осушая стаканчик пунша, просит налить ему еще один, «затем, чтобы узнать, нет ли в пунше апельсинной корки, ибо от апельсинной корки ему всегда бывает худо…». Когда мистер Пиквик проваливается в прорубь, катаясь на коньках, Тапмен «дабы оказать скорейшую помощь, а также внушить тем, кто мог находиться поблизости, наиболее ясное представление о катастрофе, во всю прыть мчался по полю., крича «пожар»».

Комической трактовкой образов Диккенс сглаживал и теневые стороны изображаемых фактов и противоположную тенденцию своего произведения – идеализацию изображаемого. Все сводится к шутке и фарсу, все в повествовании выдерживается в стиле добродушной карикатуры.

Шарж Диккенса в «Записках» всегда добродушный. Хотя писатель и достигает большого мастерства бытовой карикатуры, в его шутке редко звучит злая ирония. Лишь в изображении парламентских выборов, борьбы «синих» и «желтых» в юморе Диккенса звучат серьезные обличительные интонации, однако говорить и здесь о сатире еще преждевременно.

Персонажи в «Записках» все без исключения чудаковаты и комичны. Автор не стремится раскрыть психологический мир того или иного из действующих лиц своего веселого произведения, как не стремится раскрыть и сложные социальные связи современной жизни. Каждый из пиквикистов характеризуется какой-нибудь одной чертой, которая затем неразрывно связывается с этим персонажем. Постоянной ссылкой на какую-нибудь черту внешнего облика героя (туго обтянутые панталоны, гетры, широкополая шляпа Пиквика), ту или иную его особенность (скороговорка Джингля, слезливость Джоба, словечки Сэма) писатель создает очень конкретные образы, которые, впрочем, всегда намеренно однолинейны. Характеры героев также раскрываются в какой-нибудь определяющей черте (трусливость Уинкля, влюбчивость Тапмена), которая становится неотъемлемой от того или другого образа. Комические очерки деятельности «ученого клуба» чудаков пронизаны жизнеутверждающим весельем. Молодой автор непоколебим в своей вере в победу добра над злом и несправедливостью. Столкновения пиквикистов с окружающим их миром не содержат в себе ничего трагического.

Создавая «Записки», Диккенс проявил себя как блестящий стилист, использующий богатейшие возможности английского языка для создания почти сказочной атмосферы безмятежного и безоблачного существования, где все плохое и злое исчезает, как по мановению волшебной палочки, истина и справедливость торжествуют, зло наказано, препятствия на пути к счастью уничтожаются.

Болтливость Джингля, алогичность и беспорядочность его монологической речи передаются своеобразными синтаксическими конструкциями без управления: «Что вы! Займитесь собаками – прекрасные животные – умные твари – был у меня один пес – пойнтер – удивительное чутье – однажды вышли на охоту – огороженное место – свистнул – собака ни с места – снова свистнул – Понто – ни с места: как вкопанная – зову – Понто! Понто! не двигается – собака приросла к месту – уставилась на забор – взглянул и я – вижу объявление: «Сторожу приказано убивать собак, проникших за ограду», – не пошла – изумительный пес, редкий был пес – весьма!»

Каждой главе «Записок Пиквикского клуба» предпослано краткое изложение. Из этих конспективных пересказов можно coставить сценарий, макет всей книги, но ни один из них не может передать многообразия интонаций повествовательной линии, различных по характеру описаний – от мягкой иронии до колючей, хотя и не злой сатиры, как, например, в сцене выборов: «Речи обоих кандидатов, хотя и отличались одна от другой, во всех прочих отношениях воздавали цветистую дань заслугам и высоким достоинствам итонсуэллских избирателей... Физкин выразил готовность делать все, что от него потребуют; Сламки – твердое намерение не делать ничего, о чем бы его ни просили. Оба говорили о том, что торговля, промышленность, коммерция, процветание Итонсуэлла ближе их сердцам, чем что бы то ни было на свете; и каждый располагал возможностью утверждать с полной уверенностью, что именно он тот, кто подлежит избранию».

Каждому персонажу Диккенса отвечает свой стиль авторского повествования, каждый герой обладает индивидуальной речевой характеристикой. Речь мистера Пиквика выдает в нем человека робкого, нерешительного, но вместе с тем наивного, искренне верящего в успех своего путешествия. «Факт исключительный. Позвольте записать», – так обычно выражает Пиквик свою заинтересованность в услышанном или увиденном. Мистер Снодграсс – возвышенная поэтическая натура – не в силах перенести малейшей ссоры между друзьями и патетически восклицает, обращаясь к забывшимся на мгновение Пиквику и Тапмену: «Как! Мистер Пиквик, ведь на вас взирает весь мир! Мистер Тапмен, ведь вы наравне со всеми нами озарены блеском его бессмертного имени! Стыдитесь, джентльмены, стыдитесь!». Незадачливый «спортсмен» Уинкль постоянно попадает в нелепые ситуации, не желая признаться в собственной никчемности. Часто Диккенс в шутливой манере пытается убедить читателя в этом. Сам же Уинкль совершенно уверен в своих способностях и в том, что лишь несчастливое стечение обстоятельств мешает ему проявить свои таланты.

Продолжая лучшие традиции английского просветительского быттописательного романа, произведение Диккенса увлекает читателей споим демократическим, блестящим импровизаторским искусством, богатым, истинно британским юмором, интересом к повседневной жизни. Как Пиквик, так и его друзья – влюбленный Тапмен, трусоватый спортсмен-неудачник Уинкль, поэтически настроенный Снодграсс, веселый оптимист Сэм Уэллер, – претерпевают некоторую эволюцию. Им чужды расчетливость, корыстолюбие, подозрительность. Они доверчивы, открыты, верят в торжество справедливости и добра. Открывая для себя мир, они пытаются противостоять жестокости и бесчеловечности, и это укрепляет их дух и волю, делает более мудрыми.

Успех «Записок» ободрил Диккенса, убедил его в силе своего художественного дарования. Но рамки бытовой карикатуры перестали удовлетворять писателя. Он начинает говорить о социальной миссии художника. 1837 – 1839-ый годы – период чрезвычайно активной литературной деятельности Диккенса. Он редактирует журнал «Смесь Бентлея», пишет несколько пьес, выпускает два романа. Наиболее значительными произведениями этого периода становятся романы «Приключения Оливера Твиста» (1837) .и «Жизнь и приключения Николаса Никльби» (1838). Именно в них складывается до конца творческий метод раннего Диккенса как критического реалиста.